Io sono uno che non ha mai finito una scuola in vita sua
Uno che ha sempre pagato per le malefatte altrui
ma ora vengo a te, Beslan,
per imparare davanti alle rovine della scuola tua.
Beslan, lo so, sono un cattivo padre io,
ma davvero dovrò assistere
alla fine di tutti i cinque figli miei
sopravvivendo nella vecchiaia per castigo?
Lo so, non sono in una città straniera
mentre cerco il mio cuore tra i fiotti del dolore
inciso goffamente col coltello
in quell'ultimo banco bruciato della scuola.
Che cosa sarai mai in Russia tu, o poeta?
Paragonato al tritolo, sei un moscerino.
E non abbiamo oggi scusa alcuna
se sulla terra tutto questo accade.
Come ad un tratto lì a Belsan tutto si fonde ancora:
l'inafferrabilità, il caos, l'orrore
l'imperizia di saper salvare senza fare vittime
e al tempo stesso tutte quelle storie di coraggio.
E il passato, guardandoci, trema
e il futuro, promessa innocente,
tra i cespugli si sottrae al presente
che gli spara alla schiena.
Ma la mezza luna abbraccia la croce.
Tra i banchi bruciati e tra i cespugli
come fratelli vagano Maometto e Cristo
raccogliendo dei bambini i pezzi.
Oh Dio dai tanti nomi, abbracciaci tutti!
Che davvero dovremo seppellire senza gloria
accanto ai bambini di ogni credo
noi stessi nel cimitero di Beslan?
Quando andavano i convogli in Kazakhstan,
stracolmi di ceceni ammassati l'un sull'altro,
il terrore futuro si stava generando là,
nel liquido amniotico di quei nascituri.
Laggiù, in quella prima culla sempre più cattivi,
si stringevano loro, felici di nascondersi così,
eppur sentivano attraverso il grembo della madre
il calcio dei fucili sulle teste.
E certo non pregavano Mosca
che li confinava nella steppa, dove tutto è piatto e spoglio,
come se per incanto sulla terra
Satana avesse cancellato i monti antichi.
Ma la lama ricurva della luna, lì
tra le fessure nei tetti delle case di terra
ricordava loro il segreto dell'Islam
tra gli slogan sovietici dell'inganno
E l'arroganza plebea di Eltsin,
e la fanfaronata di Graciov su quella "guerra-lampo"
li spinsero poi verso i primi attentati,,
e allora alla guerra non ci fu più scampo...
Le kamikaze cecene portano esplosioni sul petto,
alla vita, e al posto della collana al collo.
E come sempre, tanti più morti si lasciano alle spalle
tanto più basso è il prezzo della vita.
Com'è cambiato il volto del firmamento,
la tenebra a Beslan esplode solo per i tank,
e ha sussultato al pensiero della fine
in quella scuola e il quel campo di basket laggiù
la mina innescata da Stalin.
Ma a niente serve la vendetta.
Salvaci, Dio dai molti nomi, dalla vendetta.
Finché ci sono ancora bimbi vivi,
non ci dimentichiamo la parola "insieme".
Nessuno di noi è eroe da solo,
ma dinnanzi alla nuda verità tutti noi siamo nudi.
Io sto insieme ai bambini bruciati.
Sono anch'io uno di loro... Uno della scuola di Beslan.
Uno che ha sempre pagato per le malefatte altrui
ma ora vengo a te, Beslan,
per imparare davanti alle rovine della scuola tua.
Beslan, lo so, sono un cattivo padre io,
ma davvero dovrò assistere
alla fine di tutti i cinque figli miei
sopravvivendo nella vecchiaia per castigo?
Lo so, non sono in una città straniera
mentre cerco il mio cuore tra i fiotti del dolore
inciso goffamente col coltello
in quell'ultimo banco bruciato della scuola.
Che cosa sarai mai in Russia tu, o poeta?
Paragonato al tritolo, sei un moscerino.
E non abbiamo oggi scusa alcuna
se sulla terra tutto questo accade.
Come ad un tratto lì a Belsan tutto si fonde ancora:
l'inafferrabilità, il caos, l'orrore
l'imperizia di saper salvare senza fare vittime
e al tempo stesso tutte quelle storie di coraggio.
E il passato, guardandoci, trema
e il futuro, promessa innocente,
tra i cespugli si sottrae al presente
che gli spara alla schiena.
Ma la mezza luna abbraccia la croce.
Tra i banchi bruciati e tra i cespugli
come fratelli vagano Maometto e Cristo
raccogliendo dei bambini i pezzi.
Oh Dio dai tanti nomi, abbracciaci tutti!
Che davvero dovremo seppellire senza gloria
accanto ai bambini di ogni credo
noi stessi nel cimitero di Beslan?
Quando andavano i convogli in Kazakhstan,
stracolmi di ceceni ammassati l'un sull'altro,
il terrore futuro si stava generando là,
nel liquido amniotico di quei nascituri.
Laggiù, in quella prima culla sempre più cattivi,
si stringevano loro, felici di nascondersi così,
eppur sentivano attraverso il grembo della madre
il calcio dei fucili sulle teste.
E certo non pregavano Mosca
che li confinava nella steppa, dove tutto è piatto e spoglio,
come se per incanto sulla terra
Satana avesse cancellato i monti antichi.
Ma la lama ricurva della luna, lì
tra le fessure nei tetti delle case di terra
ricordava loro il segreto dell'Islam
tra gli slogan sovietici dell'inganno
E l'arroganza plebea di Eltsin,
e la fanfaronata di Graciov su quella "guerra-lampo"
li spinsero poi verso i primi attentati,,
e allora alla guerra non ci fu più scampo...
Le kamikaze cecene portano esplosioni sul petto,
alla vita, e al posto della collana al collo.
E come sempre, tanti più morti si lasciano alle spalle
tanto più basso è il prezzo della vita.
Com'è cambiato il volto del firmamento,
la tenebra a Beslan esplode solo per i tank,
e ha sussultato al pensiero della fine
in quella scuola e il quel campo di basket laggiù
la mina innescata da Stalin.
Ma a niente serve la vendetta.
Salvaci, Dio dai molti nomi, dalla vendetta.
Finché ci sono ancora bimbi vivi,
non ci dimentichiamo la parola "insieme".
Nessuno di noi è eroe da solo,
ma dinnanzi alla nuda verità tutti noi siamo nudi.
Io sto insieme ai bambini bruciati.
Sono anch'io uno di loro... Uno della scuola di Beslan.
Contributed by DoNQuijote82 - 2012/3/11 - 19:37
Language: Russian
questa DOVREBBE essere la poesia originale (ma l'ho cercata solo trovando il titolo e il nome dell'autore in cirillico, e l'ho testata con un traduttore automatico)
ШКОЛА В БЕСЛАНЕ
Я — недоучка всех на свете школ,
я — исключенец за чужие шкоды,
я к тебе, Беслан, сейчас пришел
учиться у развалин твоей школы.
Беслан, я знаю — я плохой отец,
но неужели я и сам увижу
всех пятерых моих сынок конец,
под старость — в наказанье себе — выжив?
Я понял — я не в городе чужом,
Нащупав сердце в перебоях боли,
неловко выцарапанное ножом
на задней обгорелой парте в школе.
Чего в России больше ты, поэт?
Да ты, в сравненьи с гексогеном — мошка.
Нам всем сегодня оправданья нет
За то, что на земле такое можно.
Как все в Беслане все слилось опять:
прошляпленность, нескладица и ужас,
безопытность безжертвенно спасать
и в то же время столько чьих-то мужеств.
И прошлое, смотря на нас, дрожит,
а будущее, целью став безвинно,
в кусты от настоящего бежит,
ну, а оно ему стреляет в спины.
Но полумесяц обнялся с крестом.
Меж обгорелых парт и по кусточкам
как братья, бродят Магомет с Христом,
детишек собирая по кусочкам.
Многоименный Бог, всех обними!
Неужто похороним мы бесславно
со всерелигиозными детьми
самих себя на кладбище Беслана?
Когда шли эшелоны в Казахстан,
набиты влежку грудами чеченцев,
террор грядущий зарождался там,
в околоплодной влаге у младенцев.
Там, в первой люльке, становясь все злей,
они сжимались, спрятаться так рады,
но чувствуя сквозь лона матерей
их бьющие по темечкам приклады.
И вовсе не молились на Москву,
их сунувшую в степь, где ровно, голо,
как будто бы с земли по колдовству
навеки стер шайтан былые горы.
Но и кривой кинжальный месяц сам
в прорехах крыш домишек их саманных
напоминал им тайно про ислам
среди советских лозунгов обманных.
И Ельцина плебеистая спесь,
и хвастовство грачевского блицкригства
их подтолкнули к первым взрывам здесь,
и было от войны уже не скрыться.
Шахидки носят взрывы на груди,
На талии и вместо бус на шее.
Всегда, чем больше трупов позади,
Тем стоимость живых еще дешевле.
Но ничему не помогает месть.
Спаси, многоименный Бог, от мести.
Пока еще живые дети есть,
давайте не забудем слова «вместе»
Тот, кто не спас детей, — тот не герой,
но перед голой правдой все мы голы.
Я вместе с обгорелой детворой.
Я сам из них. Я — из Бесланской школы.
... Как изменились небеса в лице,
лишь танками в Беслане мгла взрычала
и вздрогнула при мысли о конце,
в той школе, в баскетбольном том кольце
подвешенная Сталиным взрывчатка...
Я — недоучка всех на свете школ,
я — исключенец за чужие шкоды,
я к тебе, Беслан, сейчас пришел
учиться у развалин твоей школы.
Беслан, я знаю — я плохой отец,
но неужели я и сам увижу
всех пятерых моих сынок конец,
под старость — в наказанье себе — выжив?
Я понял — я не в городе чужом,
Нащупав сердце в перебоях боли,
неловко выцарапанное ножом
на задней обгорелой парте в школе.
Чего в России больше ты, поэт?
Да ты, в сравненьи с гексогеном — мошка.
Нам всем сегодня оправданья нет
За то, что на земле такое можно.
Как все в Беслане все слилось опять:
прошляпленность, нескладица и ужас,
безопытность безжертвенно спасать
и в то же время столько чьих-то мужеств.
И прошлое, смотря на нас, дрожит,
а будущее, целью став безвинно,
в кусты от настоящего бежит,
ну, а оно ему стреляет в спины.
Но полумесяц обнялся с крестом.
Меж обгорелых парт и по кусточкам
как братья, бродят Магомет с Христом,
детишек собирая по кусочкам.
Многоименный Бог, всех обними!
Неужто похороним мы бесславно
со всерелигиозными детьми
самих себя на кладбище Беслана?
Когда шли эшелоны в Казахстан,
набиты влежку грудами чеченцев,
террор грядущий зарождался там,
в околоплодной влаге у младенцев.
Там, в первой люльке, становясь все злей,
они сжимались, спрятаться так рады,
но чувствуя сквозь лона матерей
их бьющие по темечкам приклады.
И вовсе не молились на Москву,
их сунувшую в степь, где ровно, голо,
как будто бы с земли по колдовству
навеки стер шайтан былые горы.
Но и кривой кинжальный месяц сам
в прорехах крыш домишек их саманных
напоминал им тайно про ислам
среди советских лозунгов обманных.
И Ельцина плебеистая спесь,
и хвастовство грачевского блицкригства
их подтолкнули к первым взрывам здесь,
и было от войны уже не скрыться.
Шахидки носят взрывы на груди,
На талии и вместо бус на шее.
Всегда, чем больше трупов позади,
Тем стоимость живых еще дешевле.
Но ничему не помогает месть.
Спаси, многоименный Бог, от мести.
Пока еще живые дети есть,
давайте не забудем слова «вместе»
Тот, кто не спас детей, — тот не герой,
но перед голой правдой все мы голы.
Я вместе с обгорелой детворой.
Я сам из них. Я — из Бесланской школы.
... Как изменились небеса в лице,
лишь танками в Беслане мгла взрычала
и вздрогнула при мысли о конце,
в той школе, в баскетбольном том кольце
подвешенная Сталиным взрывчатка...
Contributed by DoNQuijote82 - 2012/3/12 - 14:23
×
![]()
Note for non-Italian users: Sorry, though the interface of this website is translated into English, most commentaries and biographies are in Italian and/or in other languages like French, German, Spanish, Russian etc.
Musica di Pino Barillà ed Alessandro Luvarà
Arrangiamento di Alessandro Luvarà
Chitarre di Giancarlo Mazzù