Александр Галич
Посвящается Льву Копелеву
...Мне рассказывали, что любимой мелодией лагерного начальства в Освенциме, мелодией, под которую отправляли на смерть очередную партию заключенных, была песенка «Тум-балалайка», которую обычно исполнял оркестр заключенных.
...«Червоны маки на Монте-Кассино» — песня польского Сопротивления.
…«Неизвестный», увенчанный славою бранной!
Удалец-молодец или горе-провидец?!
И склоняют колени под гром барабанный
Перед этой загадкою Главы Правительств!
Над немыми могилами — воплем! — надгробья…
Но порою надгробья — не суть, а подобья,
Но порой вы не боль, а тщеславье храните,
Золоченые буквы на черном граните!..
Все ли про то спето?
Все ли навек — с болью?
Слышишь, труба в гетто
Мертвых зовет к бою!
Пой же, труба, пой же,
Пой о моей Польше,
Пой о моей маме –
Там, в выгребной яме!..
Тум-бала, тум-бала, тум-балалайка,
Тум-бала, тум-бала, тум-балалайка,
Тум-балалайка, шпил балалайка,
Рвется и плачет сердце мое!
А купцы приезжают в Познань,
Покупают меха и мыло...
Подождите, пока не поздно,
Не забудьте, как это было!
Как нас черным огнем косило
В той последней слепой атаке...
«Маки, маки на Монте-Кассино»,
Как мы падали в эти маки.
А на ярмарке — все красиво,
И шуршат то рубли, то марки...
«Маки, маки на Монте-Кассино»,
Ах, как вы почернели, маки!
Но зовет труба в рукопашный,
И приказывает — воюйте!
Пой же, пой нам о самой страшной,
Самой твердой в мире валюте!..
Тум-бала, тум-бала, тум-балалайка,
Тум-бала, тум-бала, тум-балалайка,
Тум-балалайка, шпил балалайка,
Рвется и плачет сердце мое!
Помнишь, как шел ошалелый паяц
Перед шеренгой на Аппельплац,
Тум-балалайка, шпил балалайка,
В газовой камере — мертвые в пляс...
А вот еще:
В мазурочке
То шагом, то ползком
Отправились два «урочки»
В поход за «языком»!
В мазурочке, в мазурочке,
Нафабрены усы,
Затикали в подсумочке
Трофейные часы!
Мы пьем, гуляем в Познани
Три ночи и три дня...
Ушел он неопознанный,
Засек патруль меня!
Ой, зори бирюзовые,
Закаты — анилин!
Пошли мои кирзовые
На город на Берлин!
Грома гремят басовые
На линии огня,
Идут мои кирзовые,
Да только без меня!..
Там, у речной излучины,
Зеленая кровать,
Где спит солдат обученный,
Обстрелянный, обученный
Стрелять и убивать!
Среди пути прохожего —
Последний мой постой,
Лишь нету, как положено,
Дощечки со звездой.
Ты не печалься, мама родная,
Ты спи спокойно почивай
Прости-прощай, разведка ротная,
Товарищ Сталин прoщевай!
Ты не кручинься, мама родная,
Как говорят, судьба слепа,
И может статься, что народная
Не зарастет ко мне тропа...
А еще:
Где бродили по зоне KаЭры,
Где под снегом искали гнилые коренья,
Перед этой землей — никакие Премьеры,
Подтянувши штаны, не преклонят колени!
Над сибирской тайгою, над Камой, над Обью
Ни венков, ни знамен не положат к надгробью!
Лишь, как вечный огонь, как нетленная слава
Штабеля! Штабеля! Штабеля лесосплава!
Позже, друзья, позже
Кончим навек с болью
Пой же, труба, пой же!
Пой и зови к бою!
Медною всей плотью
Пой про мою Потьму!
Пой о моем брате –
Там, в Ледяной Пади!..
...Пой, труба, не чуди коленцами,
Пой, труба, чтобы сила крепла,
И чтоб встали мы, как в Освенциме —
Взявшись за руки среди пепла!
Ах, как зовет эта горькая медь
Встать, чтобы драться, встать, чтобы сметь!
Тум-балалайка, шпил балалайка,
Песня, с которой шли мы на смерть!
Тум-бала, тум-бала, тум-балалайка,
Тум-бала, тум-бала, тум-балалайка,
Тум-балалайка, шпил балалайка,
Рвется и плачет сердце мое!
31 декабря 1968 г. Дубна
Посвящается Льву Копелеву
...Мне рассказывали, что любимой мелодией лагерного начальства в Освенциме, мелодией, под которую отправляли на смерть очередную партию заключенных, была песенка «Тум-балалайка», которую обычно исполнял оркестр заключенных.
...«Червоны маки на Монте-Кассино» — песня польского Сопротивления.
…«Неизвестный», увенчанный славою бранной!
Удалец-молодец или горе-провидец?!
И склоняют колени под гром барабанный
Перед этой загадкою Главы Правительств!
Над немыми могилами — воплем! — надгробья…
Но порою надгробья — не суть, а подобья,
Но порой вы не боль, а тщеславье храните,
Золоченые буквы на черном граните!..
Все ли про то спето?
Все ли навек — с болью?
Слышишь, труба в гетто
Мертвых зовет к бою!
Пой же, труба, пой же,
Пой о моей Польше,
Пой о моей маме –
Там, в выгребной яме!..
Тум-бала, тум-бала, тум-балалайка,
Тум-бала, тум-бала, тум-балалайка,
Тум-балалайка, шпил балалайка,
Рвется и плачет сердце мое!
А купцы приезжают в Познань,
Покупают меха и мыло...
Подождите, пока не поздно,
Не забудьте, как это было!
Как нас черным огнем косило
В той последней слепой атаке...
«Маки, маки на Монте-Кассино»,
Как мы падали в эти маки.
А на ярмарке — все красиво,
И шуршат то рубли, то марки...
«Маки, маки на Монте-Кассино»,
Ах, как вы почернели, маки!
Но зовет труба в рукопашный,
И приказывает — воюйте!
Пой же, пой нам о самой страшной,
Самой твердой в мире валюте!..
Тум-бала, тум-бала, тум-балалайка,
Тум-бала, тум-бала, тум-балалайка,
Тум-балалайка, шпил балалайка,
Рвется и плачет сердце мое!
Помнишь, как шел ошалелый паяц
Перед шеренгой на Аппельплац,
Тум-балалайка, шпил балалайка,
В газовой камере — мертвые в пляс...
А вот еще:
В мазурочке
То шагом, то ползком
Отправились два «урочки»
В поход за «языком»!
В мазурочке, в мазурочке,
Нафабрены усы,
Затикали в подсумочке
Трофейные часы!
Мы пьем, гуляем в Познани
Три ночи и три дня...
Ушел он неопознанный,
Засек патруль меня!
Ой, зори бирюзовые,
Закаты — анилин!
Пошли мои кирзовые
На город на Берлин!
Грома гремят басовые
На линии огня,
Идут мои кирзовые,
Да только без меня!..
Там, у речной излучины,
Зеленая кровать,
Где спит солдат обученный,
Обстрелянный, обученный
Стрелять и убивать!
Среди пути прохожего —
Последний мой постой,
Лишь нету, как положено,
Дощечки со звездой.
Ты не печалься, мама родная,
Ты спи спокойно почивай
Прости-прощай, разведка ротная,
Товарищ Сталин прoщевай!
Ты не кручинься, мама родная,
Как говорят, судьба слепа,
И может статься, что народная
Не зарастет ко мне тропа...
А еще:
Где бродили по зоне KаЭры,
Где под снегом искали гнилые коренья,
Перед этой землей — никакие Премьеры,
Подтянувши штаны, не преклонят колени!
Над сибирской тайгою, над Камой, над Обью
Ни венков, ни знамен не положат к надгробью!
Лишь, как вечный огонь, как нетленная слава
Штабеля! Штабеля! Штабеля лесосплава!
Позже, друзья, позже
Кончим навек с болью
Пой же, труба, пой же!
Пой и зови к бою!
Медною всей плотью
Пой про мою Потьму!
Пой о моем брате –
Там, в Ледяной Пади!..
...Пой, труба, не чуди коленцами,
Пой, труба, чтобы сила крепла,
И чтоб встали мы, как в Освенциме —
Взявшись за руки среди пепла!
Ах, как зовет эта горькая медь
Встать, чтобы драться, встать, чтобы сметь!
Тум-балалайка, шпил балалайка,
Песня, с которой шли мы на смерть!
Тум-бала, тум-бала, тум-балалайка,
Тум-бала, тум-бала, тум-балалайка,
Тум-балалайка, шпил балалайка,
Рвется и плачет сердце мое!
31 декабря 1968 г. Дубна
Contributed by Riccardo Venturi - 2005/7/3 - 23:29
Language: Russian (Romanized)
Il testo russo traslitterato in caratteri latini:
Romanized Russian version:
Romanized Russian version:
BALLADA O VEČNOM OGNE
Aleksandr Galič
Posvjašćaetsja Ľvu Kopelevu
…Mne rasskazyvali, čto ljubimoj melodiej lagernogo načaľstva v Osvencime, melodiej, pod kotoruju otpravljali na smerť očerednuju partiju zaključennyx, byla pesenka « Tum-balalajka », kotoruju obyčno ispolnjal orkestr zaključennyx.
… « Červony maki na Monte-Kassino » - pesnja poľskogo Soprotivlenija.
… « Neizvestnyj », uvenčannyj slavoju brannoj !
Udalec-molodec ili gore-providec ?!
I sklonjajut koleni pod grom barabannyj
Pered ətoj zagadkoju Glavy Praviteľstv !
Nad nemymi mogilami –voplem !- nadgrob’ja…
No poroju nadgrob’ja – ne suť, a podob’ja,
No poroj vy ne boľ, a tšćeslav’e xranite,
Zoločenye bukvy na černom granite !…
Vse li pro to speto ?
Vse li navek – s boľju ?
Slyšiš’, truba v getto
Mertvyx zovet k boju !
Poj že, truba, poj že,
Poj o moej Poľše,
Poj o moej mame –
Tam, v vygrebnoj jame !…
Tum-bala, tum-bala, tum-balalajka,
Tum-bala, tum-bala, tum-balalajka,
Tum-balalajka, špil balalajka,
Rvetsja i plačet serdce moe !
A kupcy priezžajut v Poznan’,
Pokupajut mexa i mylo…
Podoždite, poka ne pozdno,
Ne zabuďte, kak əto bylo !
Kak nas černym ognem kosilo
V moj poslednej slepoj atake…
« Maki, maki na Monte-Kassino »,
Kak my padali v əti maki.
A na jarmarke – vse krasilo,
I šuršat to rubli, to marki…
« Maki, maki na Monte-Kassino »,
Ax, kak vy počerneli, maki !
No zovem truba v rukopašnyj,
I prikazyvaet – vojujte !
Poj že, poj nam o samoj strašnoj,
Samoj tverdoj v mire valjute !…
Tum-bala, tum-bala, tum-balalajka,
Tum-bala, tum-bala, tum-balalajka,
Tum-balalajka, špil balalajka,
Rvetsja i plačem serdce moe !
Pomniš’, kak šel ošalelyj pajac
Pered šerengoj na Appeľplac,
Tum-balalajka, špil balalajka,
V zagoroj kamere – mertvye v pljas…
A vot ešće :
V mazuročke
To šagom, to polzkom
Otpravilis’ dva « uročki »
V poxod za « jazykom » !
V mazuročke, v mazuročke,
Nafabreny usy,
Zatikali v podsumočke
Trofejnye časy !
My p’em, guljaem v Poznani
Tri noči i tri dnja…
Ušel on neopoznannyj,
Zasek patruľ menja !
Oj, zori birjuzovye,
Zakaty – anilin !
Pošli moi kirzovye
Na gorod na Berlin !
Groma gretjat basovye
Na linii ognja,
Idut moi kirzovye,
Da toľko bez menja !…
Tam, u rečnij izlučiny,
Zelenaja krovať,
Gde spit soldat obučennyj,
Obstreljannyj, obučennyj
Streljať i ubivať !
Sredi puti proxožego –
Poslednij moj postoj,
Liš’ netu, kak položeno,
Došćečki so zvezdoj.
Ty ne pečaľsja, mama rodnaja,
Ty spi spokojno počivaj
Prosti-prošćaj, razvedka rotnaja,
Tovarišć Stalin prošćevaj !
Ty ne kručin’sja, mama rodnaja,
Kak govorjat, suďba slepa,
I možet staťsja, čto narodnaja
Ne zarastet ko mne tropa…
A ešće :
Gde brodili po zone KaӘry,
Gde pod snegom iskali gnilye koren’ja,
Pered ətoj zemlej – nikakie Prem’ery,
Podtjanuvši štany, ne preklonjat koleni !
Nad sibirskoj tajgoju, nad Kamoj, nad Ob’ju
Ni venkov, ni znamen ne položat k nadgrob’ju !
Liš’, kak večnyj ogon’, kak netlennaja slava
Štabelja ! Štabelja ! Štabelja lesosplava !
Pozže, druz’ja, pozže
Končim navek s boľju
Poj že, truba, poj že !
Poj i zovi k boju !
Mednoju vsej ploť ju
Poj pro moju Poťmu !
Poj o moem brate –
Tam, v Ledjanoj Padi !…
…Poj, truba, ne čudi kolencami,
Poj, truba, čtoby sila krepla,
I čtob vspali my, kak v Osvencime –
Vzjavšis’ za ruki sredi pepla !
Ax, kak zovem əta gor’kaja meď
Vstať, čtoby draťsja, vstať, čtoby smeť !
Tut-balalajka, špil balalajka,
Pesnja, s kotoroj šli my na smerť !
Tum-bala, tum-bala, tum-balalajka,
Tum-bala, tum-bala, tum-balalajka,
Tum-bala, tum-bala, tum-balalajka,
Tum-balalajka, špil balalajka,
Rvetsja i plačet serdce moe !
31 dekabrja 1968 g. Dubna.
Aleksandr Galič
Posvjašćaetsja Ľvu Kopelevu
…Mne rasskazyvali, čto ljubimoj melodiej lagernogo načaľstva v Osvencime, melodiej, pod kotoruju otpravljali na smerť očerednuju partiju zaključennyx, byla pesenka « Tum-balalajka », kotoruju obyčno ispolnjal orkestr zaključennyx.
… « Červony maki na Monte-Kassino » - pesnja poľskogo Soprotivlenija.
… « Neizvestnyj », uvenčannyj slavoju brannoj !
Udalec-molodec ili gore-providec ?!
I sklonjajut koleni pod grom barabannyj
Pered ətoj zagadkoju Glavy Praviteľstv !
Nad nemymi mogilami –voplem !- nadgrob’ja…
No poroju nadgrob’ja – ne suť, a podob’ja,
No poroj vy ne boľ, a tšćeslav’e xranite,
Zoločenye bukvy na černom granite !…
Vse li pro to speto ?
Vse li navek – s boľju ?
Slyšiš’, truba v getto
Mertvyx zovet k boju !
Poj že, truba, poj že,
Poj o moej Poľše,
Poj o moej mame –
Tam, v vygrebnoj jame !…
Tum-bala, tum-bala, tum-balalajka,
Tum-bala, tum-bala, tum-balalajka,
Tum-balalajka, špil balalajka,
Rvetsja i plačet serdce moe !
A kupcy priezžajut v Poznan’,
Pokupajut mexa i mylo…
Podoždite, poka ne pozdno,
Ne zabuďte, kak əto bylo !
Kak nas černym ognem kosilo
V moj poslednej slepoj atake…
« Maki, maki na Monte-Kassino »,
Kak my padali v əti maki.
A na jarmarke – vse krasilo,
I šuršat to rubli, to marki…
« Maki, maki na Monte-Kassino »,
Ax, kak vy počerneli, maki !
No zovem truba v rukopašnyj,
I prikazyvaet – vojujte !
Poj že, poj nam o samoj strašnoj,
Samoj tverdoj v mire valjute !…
Tum-bala, tum-bala, tum-balalajka,
Tum-bala, tum-bala, tum-balalajka,
Tum-balalajka, špil balalajka,
Rvetsja i plačem serdce moe !
Pomniš’, kak šel ošalelyj pajac
Pered šerengoj na Appeľplac,
Tum-balalajka, špil balalajka,
V zagoroj kamere – mertvye v pljas…
A vot ešće :
V mazuročke
To šagom, to polzkom
Otpravilis’ dva « uročki »
V poxod za « jazykom » !
V mazuročke, v mazuročke,
Nafabreny usy,
Zatikali v podsumočke
Trofejnye časy !
My p’em, guljaem v Poznani
Tri noči i tri dnja…
Ušel on neopoznannyj,
Zasek patruľ menja !
Oj, zori birjuzovye,
Zakaty – anilin !
Pošli moi kirzovye
Na gorod na Berlin !
Groma gretjat basovye
Na linii ognja,
Idut moi kirzovye,
Da toľko bez menja !…
Tam, u rečnij izlučiny,
Zelenaja krovať,
Gde spit soldat obučennyj,
Obstreljannyj, obučennyj
Streljať i ubivať !
Sredi puti proxožego –
Poslednij moj postoj,
Liš’ netu, kak položeno,
Došćečki so zvezdoj.
Ty ne pečaľsja, mama rodnaja,
Ty spi spokojno počivaj
Prosti-prošćaj, razvedka rotnaja,
Tovarišć Stalin prošćevaj !
Ty ne kručin’sja, mama rodnaja,
Kak govorjat, suďba slepa,
I možet staťsja, čto narodnaja
Ne zarastet ko mne tropa…
A ešće :
Gde brodili po zone KaӘry,
Gde pod snegom iskali gnilye koren’ja,
Pered ətoj zemlej – nikakie Prem’ery,
Podtjanuvši štany, ne preklonjat koleni !
Nad sibirskoj tajgoju, nad Kamoj, nad Ob’ju
Ni venkov, ni znamen ne položat k nadgrob’ju !
Liš’, kak večnyj ogon’, kak netlennaja slava
Štabelja ! Štabelja ! Štabelja lesosplava !
Pozže, druz’ja, pozže
Končim navek s boľju
Poj že, truba, poj že !
Poj i zovi k boju !
Mednoju vsej ploť ju
Poj pro moju Poťmu !
Poj o moem brate –
Tam, v Ledjanoj Padi !…
…Poj, truba, ne čudi kolencami,
Poj, truba, čtoby sila krepla,
I čtob vspali my, kak v Osvencime –
Vzjavšis’ za ruki sredi pepla !
Ax, kak zovem əta gor’kaja meď
Vstať, čtoby draťsja, vstať, čtoby smeť !
Tut-balalajka, špil balalajka,
Pesnja, s kotoroj šli my na smerť !
Tum-bala, tum-bala, tum-balalajka,
Tum-bala, tum-bala, tum-balalajka,
Tum-bala, tum-bala, tum-balalajka,
Tum-balalajka, špil balalajka,
Rvetsja i plačet serdce moe !
31 dekabrja 1968 g. Dubna.
Contributed by Riccardo Venturi - 2005/10/25 - 14:06
Language: Italian
Faticosissima e lentissima versione italiana di Riccardo Venturi
25-28 ottobre 2005
25-28 ottobre 2005
BALLATA DEL FUOCO ETERNO
Aleksandr Galič
dedicata a Lev Kopelev
…mi hanno raccontato, che la melodia preferita dalla direzione del lager di Auschwitz, la melodia al suono della quale mandavano a morte il gruppo di internati di turno, era la canzone « Tum-balalajka », che di solito veniva eseguita da un’orchestrina di prigionieri.
… « Czerwone maki na Monte Cassino » è una canzone della Resistenza polacca.
« Sconosciuto », coronato con un serto d’ingiurie !
Coraggioso e fulgido eroe, oppure veggente di sventura ?!
E piegano le ginocchia al rullo del tamburo
davanti a questo misterioso capo di governi !
Sulle tombe mute –gridiamo !- ci sono statue…
E, a volte, le statue non son che dei simulacri,
e, a volte, voi non serbate il dolore, ma la vanità,
ma lettere dorate sul granito nero !…
Tutto è stato già cantato prima ?
Tutto, per sempre, assieme al dolore ?
Senti la tromba nel ghetto
chiamare i morti alla lotta !
Canta, tromba, canta allora,
cantami della Polonia,
cantami di mia madre
là, nel pozzo nero… !
Tum-bala, tum-bala, tum-balalajka,
tum-bala, tum-bala, tum-balalajka,
tum-balalajka, spiel’, balalajka,
si lacera il mio cuore, si dispera !
Ma i mercanti arrivano a Poznań,
acquistano pellame e sapone…
Aspettate fino a tardi,
non scordatevi come è successo !
Come siamo stati falciati dal fuoco nero
In quell’ultimo cieco attacco…
« Maki, maki na Monte Cassino »,
come siamo caduti in quella resistenza.
Ma alla fiera tutto è bello,
e frusciano ora i rubli, ora i marchi…
« Maki, maki na Monte Cassino »,
Ah, come ci siamo anneriti, compagni partigiani!
Ma chiama la tromba al corpo a corpo,
E ordina : combattete !
Canta allora, cantaci proprio di quelle
terribili e forti valute che ci sono al mondo !…[*]
Tum-bala, tum-bala, tum-balalajka,
Tum-bala, tum-bala, tum-balalajka,
Tum-balalajka, spiel’, balalajka,
si lacera il mio cuore, si dispera !
Ti ricordi come camminava quel buffone rintontito
in cima alla fila sulla Appellplatz [**],
Tum-balalajka, spiel’ balalajka,
nella camera a gas, morti che ballano…
Ma ecco ancora :
durante la mazurchetta
ora al passo, ora carponi,
son partite due « lezioncine »
nella « campagna per la lingua » ! [***]
Durante la mazurchetta, durante la mazurchetta
denti di balena tinti
s’infilavano nella cartucciera
orologi presi al nemico !
Noi cantiamo, ciondoliamo per Poznań
tre giorni e tre notti…
Lui se n’è andato senza identificazione
e la pattuglia ha individuato me !
Ahi, albe turchine
e tramonti d’anilina !
I miei stivali in similpelle
se ne sono andati in città, a Berlino !
Rombano tuoni con toni di basso
sulla linea di fuoco,
e vanno i miei stivali in similpelle,
sì, ma senza di me… !
Là, vicino all’ansa del fiume,
un verde letto
dove dorme il soldato addestrato,
agguerrito, addestrato
a sparare e ad uccidere !
Sulla strada dove si passa
era l’ultimo mio alloggiamento ;
solo che non avevo, come mi spettava,
una mostrina con la stelletta.
Ma tu non darti pensiero, mamma,
dormi tranquilla e riposa in pace,
perdonami e addio, c’è ordine di ricognizione,
Compagno Stalin, addio !
Non affliggerti, mamma,
come dicono, la sorte è cieca,
e può succedere che il sentiero del popolo
non sia invaso dalle piante, nella mia direzione…
E allora :
Dove hanno vagato in giro i « KaEry » [****]
Dove hanno cercato radici marce sotto la neve…
E davanti a questa terra, qualche primo ministro
stringendosi i calzoni non si inginocchia !
Sulla taigà siberiana, sulla Kama, sull’ Ob
non posano sulle tombe né corone, né bandiere !
E come fuoco eterno, come gloria immortale,
solo cataste ! Cataste ! Cataste di legname galleggiante !
Dopo, amici, dopo
la finiremo per sempre col male.
Canta allora, tromba, canta !
Canta e chiama alla lotta !
Con tutto il corpo metallico
canta per la mia Pot’ma ! [*****]
Cantami di mio fratello –
Là, sulla Ledjanaja Pad’… [******]
Canta, tromba, non far brutti scherzi,
canta, tromba, perché la forza si consolidi,
e perché ci ribelliamo, come a Auschwitz
prendendoci per mano tra la cenere !
Ah, come si chiama questo amaro miele…
Ribellarsi per combattere, ribellarsi per osare!
Tum-balalajka, spiel’ balalajka
la canzone con cui andavamo a morire!
Tum-bala, tum-bala, tum-balalajka,
Tum-bala, tum-bala, tum-balalajka,
Tum-balalajka, spiel’ balalajka,
si lacera il mio cuore, si dispera!
31 dicembre 1968, Dubna.
Aleksandr Galič
dedicata a Lev Kopelev
…mi hanno raccontato, che la melodia preferita dalla direzione del lager di Auschwitz, la melodia al suono della quale mandavano a morte il gruppo di internati di turno, era la canzone « Tum-balalajka », che di solito veniva eseguita da un’orchestrina di prigionieri.
… « Czerwone maki na Monte Cassino » è una canzone della Resistenza polacca.
« Sconosciuto », coronato con un serto d’ingiurie !
Coraggioso e fulgido eroe, oppure veggente di sventura ?!
E piegano le ginocchia al rullo del tamburo
davanti a questo misterioso capo di governi !
Sulle tombe mute –gridiamo !- ci sono statue…
E, a volte, le statue non son che dei simulacri,
e, a volte, voi non serbate il dolore, ma la vanità,
ma lettere dorate sul granito nero !…
Tutto è stato già cantato prima ?
Tutto, per sempre, assieme al dolore ?
Senti la tromba nel ghetto
chiamare i morti alla lotta !
Canta, tromba, canta allora,
cantami della Polonia,
cantami di mia madre
là, nel pozzo nero… !
Tum-bala, tum-bala, tum-balalajka,
tum-bala, tum-bala, tum-balalajka,
tum-balalajka, spiel’, balalajka,
si lacera il mio cuore, si dispera !
Ma i mercanti arrivano a Poznań,
acquistano pellame e sapone…
Aspettate fino a tardi,
non scordatevi come è successo !
Come siamo stati falciati dal fuoco nero
In quell’ultimo cieco attacco…
« Maki, maki na Monte Cassino »,
come siamo caduti in quella resistenza.
Ma alla fiera tutto è bello,
e frusciano ora i rubli, ora i marchi…
« Maki, maki na Monte Cassino »,
Ah, come ci siamo anneriti, compagni partigiani!
Ma chiama la tromba al corpo a corpo,
E ordina : combattete !
Canta allora, cantaci proprio di quelle
terribili e forti valute che ci sono al mondo !…[*]
Tum-bala, tum-bala, tum-balalajka,
Tum-bala, tum-bala, tum-balalajka,
Tum-balalajka, spiel’, balalajka,
si lacera il mio cuore, si dispera !
Ti ricordi come camminava quel buffone rintontito
in cima alla fila sulla Appellplatz [**],
Tum-balalajka, spiel’ balalajka,
nella camera a gas, morti che ballano…
Ma ecco ancora :
durante la mazurchetta
ora al passo, ora carponi,
son partite due « lezioncine »
nella « campagna per la lingua » ! [***]
Durante la mazurchetta, durante la mazurchetta
denti di balena tinti
s’infilavano nella cartucciera
orologi presi al nemico !
Noi cantiamo, ciondoliamo per Poznań
tre giorni e tre notti…
Lui se n’è andato senza identificazione
e la pattuglia ha individuato me !
Ahi, albe turchine
e tramonti d’anilina !
I miei stivali in similpelle
se ne sono andati in città, a Berlino !
Rombano tuoni con toni di basso
sulla linea di fuoco,
e vanno i miei stivali in similpelle,
sì, ma senza di me… !
Là, vicino all’ansa del fiume,
un verde letto
dove dorme il soldato addestrato,
agguerrito, addestrato
a sparare e ad uccidere !
Sulla strada dove si passa
era l’ultimo mio alloggiamento ;
solo che non avevo, come mi spettava,
una mostrina con la stelletta.
Ma tu non darti pensiero, mamma,
dormi tranquilla e riposa in pace,
perdonami e addio, c’è ordine di ricognizione,
Compagno Stalin, addio !
Non affliggerti, mamma,
come dicono, la sorte è cieca,
e può succedere che il sentiero del popolo
non sia invaso dalle piante, nella mia direzione…
E allora :
Dove hanno vagato in giro i « KaEry » [****]
Dove hanno cercato radici marce sotto la neve…
E davanti a questa terra, qualche primo ministro
stringendosi i calzoni non si inginocchia !
Sulla taigà siberiana, sulla Kama, sull’ Ob
non posano sulle tombe né corone, né bandiere !
E come fuoco eterno, come gloria immortale,
solo cataste ! Cataste ! Cataste di legname galleggiante !
Dopo, amici, dopo
la finiremo per sempre col male.
Canta allora, tromba, canta !
Canta e chiama alla lotta !
Con tutto il corpo metallico
canta per la mia Pot’ma ! [*****]
Cantami di mio fratello –
Là, sulla Ledjanaja Pad’… [******]
Canta, tromba, non far brutti scherzi,
canta, tromba, perché la forza si consolidi,
e perché ci ribelliamo, come a Auschwitz
prendendoci per mano tra la cenere !
Ah, come si chiama questo amaro miele…
Ribellarsi per combattere, ribellarsi per osare!
Tum-balalajka, spiel’ balalajka
la canzone con cui andavamo a morire!
Tum-bala, tum-bala, tum-balalajka,
Tum-bala, tum-bala, tum-balalajka,
Tum-balalajka, spiel’ balalajka,
si lacera il mio cuore, si dispera!
31 dicembre 1968, Dubna.
NOTE
[*] Si noti però che, in russo, il termine мир [mir] significa sia "mondo" che "pace". Si potrebbe quindi anche intendere: "...di quelle valute forti e terribili in tempo di pace".
[**] La "piazza dell'appello" nei lager nazisti.
[***] Non mi è chiaro qui il riferimento preciso. Potrebbe trattarsi di una qualche punizione per chi non parlava tedesco nei lager e si esprimeva in polacco o nella lingua materna.
[****] I "KaEry" erano i prigionieri e i deportati in base all'articolo 58 del codice penale sovietico per "attività controrivoluzionaria". Il termine "KaEr" è una sigla formata dalle iniziali KR [ KP nell'alfabeto cirillico ] degli elementi formativi della parola контрреволюционер [KontrRevoljucioner], "controrivoluzionario".
[*****] Pot'ma è una stazione ferroviaria sulla linea che da Mosca va in Polonia.
[******] La regione dove si trova Pot'ma. Alla lettera: "Orrido gelato".
[*] Si noti però che, in russo, il termine мир [mir] significa sia "mondo" che "pace". Si potrebbe quindi anche intendere: "...di quelle valute forti e terribili in tempo di pace".
[**] La "piazza dell'appello" nei lager nazisti.
[***] Non mi è chiaro qui il riferimento preciso. Potrebbe trattarsi di una qualche punizione per chi non parlava tedesco nei lager e si esprimeva in polacco o nella lingua materna.
[****] I "KaEry" erano i prigionieri e i deportati in base all'articolo 58 del codice penale sovietico per "attività controrivoluzionaria". Il termine "KaEr" è una sigla formata dalle iniziali KR [ KP nell'alfabeto cirillico ] degli elementi formativi della parola контрреволюционер [KontrRevoljucioner], "controrivoluzionario".
[*****] Pot'ma è una stazione ferroviaria sulla linea che da Mosca va in Polonia.
[******] La regione dove si trova Pot'ma. Alla lettera: "Orrido gelato".
×
![]()
Note for non-Italian users: Sorry, though the interface of this website is translated into English, most commentaries and biographies are in Italian and/or in other languages like French, German, Spanish, Russian etc.
Le motivazioni di questa canzone sono introdotte da Galič stesso nell'introduzione parlata alla canzone. Il testo originale polacco di Czerwone maki na Monte Cassino è di Feliks Konarski.
Una lunga e splendida ballata sulle peripezie di un soldato polacco che, sfuggito ai lager nazisti, raggiunge il battaglione di resistenti polacchi, inquadrati nelle forze alleate, che combatté a Monte Cassino nel '44. Una volta rimpatriato, deve di nuovo sfuggire alle persecuzioni staliniane...